Завитки на дерьме (о художественном оформлении идеологии)

Пару месяцев назад выяснилось, что российским властям вновь понадобилась идеология. И не простая, а основанная на патриотизме (в неопределенном смысле этого слова). Свою большую надобность в ней власть выразила в форме соцзаказа: созвала главных научных администраторов страны и дала разнарядку создать. Те козырнули и отправились по своясям спорить и творить. Сейчас, после парламентских выборов от них, вероятно, потребуют черновики. А к президентским, очевидно, все должно быть готово. Чтоб инаугурация прошла красиво, и чтоб гражданам потом было ясно, во имя чего им стоит жить, строить и ломать. Нет сомнений, без надлежащего музыкального оформления идеологию в широкие массы не протолкнуть. Точнее, без аудио-визуального ряда, в который она обязательно должна быть вписана, чтоб удобнее было на него равняться. Для чего понадобится большая армия специальных людей без принципов, поскольку без них лучше спорится пропагандистская работа. Выставочным ее элементом, естественно, должны стать так называемые исполнители , попросту певцы и певички. Об одном, уже отработанном, но по-прежнему актуальном выставочном элементе идеологического музона, и поведется речь далее поскольку его опыт наверняка будет учитываться в оформительской работе. Имя этого элемента, благодаря усилиям не во всем сходных, но в чем-то родственных сил, в свое время было вознесено на пьедестал. Тем самым была обозначена претензия на то, чтоб утвердить его в качестве символа. Именно потому, что пьедестал излюбленная позиция, с которой на Руси размахивают символами. Отсюда, безусловно, и то исключительное значение, которое придается у нас возведению и свержению памятников.

Полагаю, что обрядовую сторону этого процесса давно пора оформить в законодательном порядке. И приступить, наконец, к возведению памятных монументов нынешним политическим лидерам, чтобы было что крушить грядущему поколению. Однако к делу. Итак, для каждого временного среза в рамках популярной культуры имеется свой набор кумиров, отрабатывающих одну-единственную установку на взаимозаменяемость. Они же обслуживают у публики чрезвычайно важную для нее потребность в смене однообразных впечатлений. Как правило, идеологической нагрузки эти кумиры не несут. Поскольку идеология вещь серьезная, обстоятельная, претендующая на абсолютную правоту и жизнь в вечности. Чтобы было ясно, что я имею в виду, напомню имена певцов-идеологов предыдущей формации: Иосиф Кобзон, Лев Лещенко или их женское альтер эго Людмила Зыкина. (То, что они легко перевалили в наше время, свидетельствует: идеология не вера или знание, и потому от нее легко можно отказаться, сменить или скорректировать. Вечностей много).

Каждый из них это своего рода собирательный стереотип, который, в свою очередь, является составной частью стереотипа более высокого порядка. В случае с вышепоименованными певцами, скажем, Кобзон обслуживал государственный, советский аспект официальной идеологии, а Зыкина ее национальный, в данном случае, квазирусский аспект. Понятно, что когда началась и набрала инерционную силу перестройка, затрещала и разрушавшаяся ею официальная идеология. Исполнение песен вроде Партия наш рулевой стало превращаться в опасный анахронизм.

Зато быстро актуализовались песнопения на тему, которую, нехитро скаламбурив, можно было бы обозвать так: Партия наш рулевой . Именно эту пружину для раскручивания собственного успеха и включил тогда в свой репертуар герой нашего повествования Игорь Тальков.

Самый его известный шлягер так просто и назывался Россия . И в нем были задействованы все клише для того, чтобы еще раз внедрить в сознание слушателей известную триаду самодержавие, православие, народность . На уровне текста это делалось путем многозначительного поминания золотых куполов и т.п., на уровне музыки их аналогом служил православный колокольный звон, имитированный иностранным синтезатором. Если мне не изменяет память, песня начинается с того, что ее лирический герой листает старую тетрадь некоего обобщенного царского генерала, и за этим занятием его осеняет мысль, что Россия стала отнюдь и далеко не тем, чем она была некогда. То есть, в свете идейной задачи, она изменилась к худшему. Или, вернее, ее изменили. Что сразу актуализует в песне тему врага. По иронии судьбы, мне тоже как-то раз попалась в руки старая тетрадь. Правда, не генерала, а полковника. Зато кавалера нескольких орденов, в том числе и святого Владимира. Кстати, и тетрадь была далеко не одна. Тетрадей было много. И почти все они были испещрены теоретическими рассуждениями, практическими рекомендациями и стихотворными трактатами на тему сечения дамских жоп, или, как кокетливо выражался полковник, задничек.

Сечение имело для него назидательно-эстетический характер. У жертв оно должно было вызывать пароксизм наслаждения поскольку именно сечение оказывалось наиболее подходящей реализацией их комплекса вины. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы, при желании, возвысить эту игривую схемку до общей картины взаимоотношений власти и народа в Российской империи. Но как раз такую тетрадь Тальков и иже за ним отбросили бы как неадекватную. Им нужен не исторический, а сусального сусла образ России. Мне довелось прослушать пять или шесть песен Талькова. В трех из них фигурировали назойливые золотые купола , но ни разу не поминались, скажем, курные избы. Представителями этого направления в постсоветской эстраде вообще очень охотно эксплуатируется военно-православная бижутерия и атрибутика. То бишь кресты, кителя, лампасы, золотые погоны, сапоги бутылками и т.п. Ничего не могу сказать в этом смысле о популярности лаптей или, например, опорок. Видимо, они нетипичны для того образа России, который возрождается на эстрадных подмостках. В принципе, эта категория певцов и певиц работает в том же ключе, что и колхозная художественная самодеятельность тридцатых-пятидесятых годов. Но если самодеятельность сталинской эпохи представляла Россию сплошной выставкой достижений народного хозяйства, то нынешние есаулы с микрофонами рисуют ее нескончаемым Кремлем или, на худой конец, Охотным рядом. Что, конечно, очень мило с их стороны. Но тогда, если верить их песням и пляскам (а верить надо!), оказывается, что в те прежние, настоящие, прямо баснословные времена русские только и делали, что молились богу и царю да еще воевали причем никогда пешком, а исключительно на лошадях. Кто при этом работал остается абсолютно неясным. Ни певцов, ни, похоже, аудиторию это не интересует. Значит, и те и другие отрабатывают пайку каждый свою. По диковатой случайности мне дважды выпадало несчастье видеть Игоря Талькова на сцене. Говоря несчастье , я изрядно смягчаю то чувство нравственного и эстетического оскорбления, которое испытал, наблюдая и слушая его. Концептуально то, что он с коллегами делал на сцене, можно было бы определить как православно-монархическую клоунаду.

Закавыка, однако, в том, что главное ее действующее лицо хотело произвести самое серьезное впечатление. На это впечатление были призваны сработать истовая внешность певца, уже поминавшаяся религиозная бижутерия, пафосные статические позы, перемежаемые экстатическими конвульсиями, падения на колени в кульминационные моменты, а также самая разнообразная жестикуляция от высочайше дозволенного кукиша Ленину до крестного знамения, творить которое на эстраде с исключительной целью произвести внешний эффект, самое натуральное кощунство с точки зрения православной законности. Впрочем, неважно. Не мне ее блюсти. Тем более, что сама церковь эстрадникам этой формации попускает делать все лишь бы они, так или иначе, способствовали ее торжеству над безбожниками. И у Талькова была песня, которая всей грудью шла навстречу этому торжеству. В ней он изображал гипотетическую, но желанную картину: как он, взобравшись на кремлевскую стену, выламывает из нее кирпичи и бросает их на головы тех, кто (в советское, понятно, еще время) стоит на трибуне Мавзолея. Люди, обладающие хотя бы каплей воображения, могут представить себе красочные последствия этой процедуры. Порождать же и исполнять со сцены подобные тексты способны либо люди без воображдения, т.е. лишенные поэтического дара, либо те, у кого подобные зрелища вызывают наслаждение. Психологический тип Талькова располагается именно в этом диапазоне. И то, что Тальков персонально вплоть до сегодняшнего дня пользуется успехом и стал для кого-то даже культовой фигурой, означает: песни попали в цель, а поклонники их вписываются приблизительно в те же психологические параметры. К настоящему моменту ясно, что в чистом виде этот тип не будет рекрутирован в художественное оформление грядущей идеологии. Ибо она, по имеющимся признакам, будет включать в себя и избранные фрагменты из области советского патриотизма. Соответственно, на сей раз это будет что-нибудь вроде Единство наш рулевой. С крестом на груди и со звездой во лбу. И знаком $ где-нибудь в кармане.

Андрей Мадисон, nomadison@yahoo.com